Отрывок из рассказа с эротическим уклоном.

C рассвета день обещал быть чудесным. Не обманул. Постепенно обласканное росой утро превратилось в тихий майский полдень. Один из тех волшебных полдней на стыке весны и лета, когда зенит еще не настолько жаркий, чтобы под ним жухли травы, и уже достаточно сильный, чтобы закрепить легкий загар на открытых животиках модниц.
В такую пору мой организм автоматически настраивается на волну ничегонеделания, ноздри помимо воли улавливают вездесущие шашлычные дымки, сладкой музыкой для слуха доносится гомон хмельно-веселой студенческой братии и, вместе с совестью, впадают в спячку любые порывы к деятельности. Попросту говоря, нападает смертельная лень.
Вовсе ей не сопротивляясь, я пил чай и радовался факту своего существования, сидя на скамье напротив двора, залитого кружевными отблесками солнечных лучей.
Ослепительный, как расплавленное золото, солнечный диск висел над улицей, до блеска накалял ряды разномастных черепичных крыш. Над двором, надо мной, над охваченным растительным буйством огородом шелестели изумрудными кронами аккуратно побеленные груши и черешни. В воздухе кружили ароматы цветений. От хлева тянуло духом активной жизнедеятельности. На заднем дворе кудахтали нахохлившиеся, раздразненные свежим ветерком рябые куры. Облезлая полуслепая кошка, громко мурлыкая, вылезла из-под скамейки, с наслаждением потянулась и устроилась у меня под ногами - погреть на солнышке старые кости. Ясное дело, не сиделось в будке и лохматому Джеку. Пес, как сумасшедший, носился туда-сюда вдоль изгороди, вымахивая хвостом сложные пируэты; заигрывал с прохожими звонким лаем. Каждая наименьшая божья тварь в этот благословенный день ловила свой кайф от жизни. И всем было откровенно наплевать на то, что сегодня понедельник.
Кроме человека.
Человека Господь в своей неизъяснимой мудрости лишил возможности безнаказанно насладиться радостями бытия, обязав в поте лица добывать хлеб насущный - т.е. зарабатывать деньги, кормить семью, просиживать в пыльном офисе, строить свое будущее, протирать штаны за школьной партой и, как говорится, учиться, учиться, еще раз учиться.
Последнее должно было касаться и меня, четырнадцатилетнего отрока в расцвете сперматоксикоза, каковой сперматоксикоз надлежало частично сублимировать в подготовку к годовым контрольным. Но не касалось. Я имел полное гарантированное право беззаботно уподобляться дворовой фауне. Право, которое через неделю (или даже позже) энергичным росчерком на клочке рыжеватой бумаги засвидетельствует докторская подпись.
Врачиха уже приходила - прописала есть таблетки, пить горячее и, что особенно актуально, находиться в тепле.
Если вы заметили, так я и действовал - расположившись на скамейке, подставлялся солнцу и время от времени флегматично отхлебывал из пол-литровой чашки чай с лимоном, старательно выполняя рекомендацию медички.
Как раз напротив меня под черешней сестра полола сорняки, заботливо выхаживая лучисто-желтые ноготки, т.е. не менее старательно исполняла свой долг перед богом и семьей. Последние полчаса моего бесстыдного кайфования жизнью были украшены наблюдением живописных колебаний ее тугой попки на фоне майской идиллии.
На сестре был золотой крестик на цепочке, белая майка и сделанные из джинсов путем отрезания штанин полубикини, которые почему-то называются шортами. Все.
- Слушай, Серый, - окликнула Гафийка, не разгибаясь, - Ты еще кур не кормил?
- А что, должен?
- А кто же должен, если не ты?
- Кто, кто, хрен в пальто. – Огрызнулся я. - Разве не знаешь, что больным следует беречься? Мне, кстати, постельный режим прописан и временное воздержание от нагрузок, иначе, сама понимаешь, летальный исход, вскрытие, трепанация, - с умной миной устремил я вверх указательный перст, - а может, сразу мементо мори.
На столь дерзкие слова Гафийка обернулась  и, закрываясь рукой от солнца, устремила в мою сторону грозный испепеляющий взгляд. Я лыбился: эта ее - до боли знакомая - реакция всколыхнула приятные воспоминания. Гафа, видимо, неверно истолковав мою улыбку, фыркнула, выпрямилась во весь рост, позволяя полюбоваться роскошным полесским бюстом с напряженными от усилий сосками (тонкому трикотажу их было не скрыть) и, скривив губы, прошипела:
- Думаешь такой умный, да? Балбес ты, каких белый свет не видел! Думаешь, я не знаю, как ты набиваешь себе высокую температуру? Думаешь, не знаю, что ты пересиживаешь дома контрольную по алгебре? Симулянт! Вот увидишь - все матери расскажу, если кур не накормишь! Ну, чего лыбишься? Считаю до трех, отрывай задницу, иначе хуже будет. Понял? Оди-ин ... два-а ...
- Три. - Закончил я с издевательским спокойствием. - Неужели это угроза? Слабая попытка. Не зачет. Беги в село, рассказывай, если не терпится. Но прежде хорошенько подумай головой: если мать берет отгулы, едет к бабушке в село резать свинью на Пасху, то вряд ли она вернется раньше чистого четверга. Неужели ты отважишься испортить ей праздничное настроение этим глупым инцидентом? Родной матери? В такой праздник? Который бывает раз в году? Отважишься?
Контрудар достиг цели. Гафийка вздохнула, выражение ее лица смягчилось.
- Ну, Серый, ну имей совесть, - изменила она тактику, - мне еще дома убираться, на кухне возиться, учить конспекты ...  Ни минуты свободной! И когда мне учиться, если никто не помагает?.. Единственный мужчина в доме, и тот только и знает, что целыми днями балду пинает. За год ничуть не изменился. Хоть бы чем помог любимой сестричке! А может, ты меня больше не любишь, а?
И, будто этого было недостаточно, добавила:
- Ну, пожалуйста-а!
Вынужден констатировать: подействовало. Когда Гафийка просит, особенно делая такие глаза, особенно закусывая вот так губы, - отказать ей выше моих сил. Как бы ни раздражала необходимость прерывать сказочную полуденную сиесту, я проглотил матерное слово и поплелся искать миску.
…Прошел почти год с того времени, когда она последний раз наградила меня подобным взглядом. Прошлогодней осенью Гафийка поступила в Ивано-Франковский физкультурный техникум и последние три дня (считая с пятницы) были первыми за прошедшие 8 месяцев, проведенными ею дома. Мать сильно отругала ее на Рождество, дескать, забыла про семью, заучилась, даже на праздник не приехала домой, хоть бы погостить - словно на разных планетах живем. Гафийка устыдилась и слезно поклялась от первомая по пасхальный уик-энд включительно торчать в нашем захудалом городке. Могу легко представить, почему ее так не тянуло в родные пенаты. В Ивано-Франковске девушка чувствовала себя свободной, самой себе хозяйкой. Училась, когда хотела, когда не хотела - гуляла с парнями, баловалась спиртным на дискотеках, курила сигареты на тусовках в общаге и ничего ей за это не было. Красота!
Дома же, теми немногими руслами, в которые Гафа умела направить кипучую энергию юности, были работа по дому и сплетни с соседской Оксанкою, подругой детства, экзальтированной и довольно ограниченной особой. И – понятное дело! - приставания к брату. Я имею в виду ее обвинения в симуляции с градусником. Ничего не менял тот факт, что, собственно, она же меня и научила этому нехитрому приему. Такая уж она есть, ей нравится доставать меня, нравится шантажировать, приказывать, уговаривать, дразнить, подкалывать, любым другим способом исследовать пределы своего влияния. Школьный психолог - ученая жопа в галстуке - на внеклассном занятии объяснял такое поведение как «проявление латентного материнского инстинкта, характерного для девушек, которым в детстве пришлось наньчиться с  младшими братиками и сестричками». Если верить его словам, эта диктаторша, этот феодал в юбке ужасно по мне соскучилась и не знает каким еще способом продемонстрировать сестринскую опеку.
Я быстренько покормил кур, надеясь на то, что латентный материнский инстинкт ограничится этим проявлением, бросил миску посреди двора и, горя нетерпением вернуться на исходную позицию, уже собрался повторить себе чай, как вдруг ...
Чудо!
Оно сошло в самое неожиданное мгновение, как случается все самое лучшее в жизни, словно божье благословение, или - ближе к истине - очередной дьявольский соблазн.
Скрипнула свежевыкрашенная калитка, по узенький полоске асфальта, которая вела ко двору, живо зацокали каблучки, ветерок донес аромат свежих духов и через секунду передо мной заструились длинные каштановые кудри и заблестели огромные черные глаза самого милого в мире создания. Эвелина.
- Привет, Сережка! А я зашла тебя проведать, - зазвенел над ухом ее голосок, - вообще, меня отрядила классная... Хотя ... - на мгновение она замялась, - я и сама хотела, потому что должна была вернуть тебе диски с музыкой. Вот, кстати, держи. Большое спасибо. И еще вот держи. Там в пакете йогурт и апельсины, чтобы ты поскорее выздоравливал. Всем классом сбрасывались. Ну, рассказывай, как ты.
Эвелина ослепительно улыбнулась, ожидая необходимый в таких случаях формальный ответ.
- Спасибо, уже лучше. - Прохрипел я, имитируя ангину, и сунул нос в пакет - дань вежливости-будто бы меня интересовало его содержание. Тайком я наслаждался свежим ароматом ее духов.
- Ты смотри, какой сюрприз! – Подала вдруг голос Гафийка, которая до сих пор молчала. Не знаю, какой сюрприз она имела в виду, но судя по ее насупленному виду, он был ей не по душе.
- Ой, простите! А я вас не заметила! - Спохватилась Эвелина, обезоруживая сестру невинным выражением опаловых глаз, - день добрый! А я к Сергею. А вы, наверно, его сестра?
- Сестра, - согласилась Гафийка. Ее изучающий взгляд скользнул по стройной девичьей фигурке, от худеньких ножек к едва развитой груди и далее вверх - к ключицам, шее, лицу, пока не вонзился прямиком в глаза. Повисло неловкое молчание. Эвелина отвела взгляд и начала нервно дергать прядку.
- Пойдем в дом, Эвелина, поговорим за чаем. – Догадался я спасти ситуацию. - Гафа, не забудь убрать куриную миску со двора!
- Сам уберешь. – Процедила она сквозь зубы. Я мог только представлять, как злится Гафийка, отведав такой дули.

Мы расположились на кухне. Эвелина, аккуратно расправив юбочку, подвинула поближе ко мне свой стул. Слишком близко. Опасно близко. Я откровенно смутился. Она же – святая простота! – ничуть не заметив моего конфуза, в свойственной ей манере весело затрещала какие-то очередные школьные сплетни. Тогда как я, вполуха улавливая серебристые оттенки ее голоса, поставил чайник на огонь, сосредоточенно насыпал заварки из жестянки с китайскими надписями в начисто вымытые кружки из разных наборов (одинаковых не нашлось), и, улучив момент, умудрился краем глаза зыркнуть на беленькие девичьи коленки из-под симпатичной юбчонки. Чайник быстро закипел и я заварил нам чай. По комнате разлился густой пряный запах бергамота. Мы немного отпили из своих кружек, и Эвелина снова принялась возбуждено рассказывать пикантные подробности школьной жизни. Я только кивал и время от времени вставлял что-то наподобие «да быть того не может!», пожирая глазами ее подвижное нежное личико.
На самом деле мои мысли были далеко. Далеко за пределами края ее юбки и даже трусиков. Я смотрел на энергичные движение ее блестящих от слюны уст и представлял, как эти самые уста раскрываются для моих поцелуев. Я представлял, как проскальзываю руками под ее лифчик и крепко сжимаю ее маленькие груди, как торчат ее соски, когда я их покусываю. Но самой большой и сладкой моей мечтой было приникнуть губами к бархатному устьицу под ее трусиками, лизать, лизать, лизать его, пить, всасывать ее сладкий сок, запускать язык внутрь, чувствовать ее влагу на своем лице ...
Это был исключительный и прекрасный соблазн, видеть ее рядом, ощущать тепло ее тела, дышать ее ароматами, любоваться тенью от длинных ресниц на ее щеках и, одновременно ласкать ее в своих фантазиях. Нет, в жизни я бы ни на подобное не отважился. Дело не в том, насколько прекрасной и недосягаемой она была, и даже не в ее невинности, а в том, что я до смерти боялся испортить ее образ реальностью. Мне казалось, будто от единственного прикосновения такого похотливого мальчишки, как я, чары рассыплются, и иллюзия по имени Эвелина превратится в обычную девушку; моя прекрасная богиня, моя чистая муза, моя сказочная грация исчезнет. Я не мог этого допустить. Она была моей недостижимой мечтой на расстоянии вытянутой руки и я хотел, чтобы так было всегда. Я был готов тайком целовать след ее туфельки, слизывать звездную пыль с ее маленькой ножки, только бы она не обрастала плотью, только бы не покидал меня мираж, сказочное виденье, ее волшебный образ, царящий в моем воображении, потому что  больше всего не свете я не желал жить в серой реальности без мечты.
Как сотни тысяч раз до тех пор на уроках и переменах, я раздражал себя все более откровенными фантазиями. Утопал в их тягучем мареве, в блаженном ощущении той сладкой муки, что поднималась из самого нутра, от которой кидало то в жар, то в холод, потели руки, и перехватывало дыхание.
Видимо, я слишком увлекся, поскольку личико Эвелины внезапно замерло, приняв настороженное выражение.
- Сережа, тебе нехорошо? Ты побледнел. Может тебе полежать надо, а я здесь мешаю ... - и она протянула ладошку к моему покрытому испариной лбу. - Да ты же весь горишь!
- Нет, это ерунда, пройдет, - отмахнулся я,  мысленно  радуясь, что хватило ума с утра забраться в просторную футболку. Другая одежда не скрыла бы сейчас то, что творилось в моих штанах.
- С чего бы это ему гореть? - Донеслось от двери, и в проеме возникла гафийкина фигура. Она стояла у входа, широко расставив крепкие загорелые ноги, опираясь испачканными землей руками на покрытые каплями пота крутые бедра, и излучала раздражение. - Дай-ка тоже потрогаю лоб, нет ли температуры...  - подалась ко мне сестра. Я не успел среагировать и в результате оказался прижатым щекой к достойному Венеры бюсту с агрессивно торчащими сосками. От теплой ладони на моем лбу парило земляным духом. Я высвободился:
- Ты че творишь, дура? Совсем спятила?
- Ха-ха-ха, все понятно! Если он отчего-то и горит, то только от перевозбуждения. А может тебе действительно полежать, наедине с рукой? - Ехидно улыбнулась сестра, сверля меня своими синими зенками.
Эвелина, предчувствуя назревание семейного конфликта, внезапно оробела, густо покраснела, вскочила, пробормотав спасибо за угощение,  и, опасливо обходя сестру, выскользнула за дверь. Так шустро, что я даже не успел попрощаться. Гафа, не удостоив ее взглядом, медленно открутила кухонный кран и стала сосредоточенно мыть руки. Ревновала? Я с огорчением прислушался к затихающему цокоту каблучков.
- Ну, зачем же было при ... - начал было я.
- Молчи. - Отрезала сестра. И снова посмотрела на меня полным тихой ярости взглядом.
Я решил, что будет лучше промолчать.

Теги: творчество форумчан